Неточные совпадения
«А ничего, так tant pis», подумал он, опять похолодев, повернулся и пошел. Выходя, он в зеркало увидал ее лицо, бледное, с дрожащими губами. Он и хотел остановиться и сказать ей утешительное слово, но ноги вынесли его из комнаты, прежде чем он придумал, что сказать.
Целый этот день он провел вне дома, и, когда приехал поздно вечером,
девушка сказала ему, что у Анны Аркадьевны болит голова, и она просила не входить к ней.
Полились
целые потоки расспросов, допросов, выговоров, угроз, упреков, увещаний, так что
девушка бросилась в слезы, рыдала и не могла понять ни одного слова; швейцару дан был строжайший приказ не принимать ни в какое время и ни под каким видом Чичикова.
Он подошел к столу, взял одну толстую запыленную книгу, развернул ее и вынул заложенный между листами маленький портретик, акварелью, на слоновой кости. Это был портрет хозяйкиной дочери, его бывшей невесты, умершей в горячке, той самой странной
девушки, которая хотела идти в монастырь. С минуту он всматривался в это выразительное и болезненное личико,
поцеловал портрет и передал Дунечке.
Я взял руку бедной
девушки и
поцеловал ее, орошая слезами.
Клим обнял ее и крепко закрыл горячий рот
девушки поцелуем. Потом она вдруг уснула, измученно приподняв брови, открыв рот, худенькое лицо ее приняло такое выражение, как будто она онемела, хочет крикнуть, но — не может. Клим осторожно встал, оделся.
Он играл ножом для разрезывания книг, капризно изогнутой пластинкой бронзы с позолоченной головою бородатого сатира на месте ручки. Нож выскользнул из рук его и упал к ногам
девушки; наклонясь, чтоб поднять его, Клим неловко покачнулся вместе со стулом и, пытаясь удержаться, схватил руку Нехаевой,
девушка вырвала руку, лишенный опоры Клим припал на колено. Он плохо помнил, как разыгралось все дальнейшее, помнил только горячие ладони на своих щеках, сухой и быстрый
поцелуй в губы и торопливый шепот...
Как-то вечером, когда в окна буйно хлестал весенний ливень, комната Клима вспыхивала голубым огнем и стекла окон, вздрагивая от ударов грома, ныли, звенели, Клим, настроенный лирически,
поцеловал руку
девушки. Она отнеслась к этому жесту спокойно, как будто и не ощутила его, но, когда Клим попробовал
поцеловать еще раз, она тихонько отняла руку свою.
Наконец
девушка решилась объясниться с отцом. Она надела простенькое коричневое платье и пошла в кабинет к отцу. По дороге ее встретила Верочка. Надежда Васильевна молча
поцеловала сестру и прошла на половину отца; у нее захватило дыхание, когда она взялась за ручку двери.
Это была самая обыкновенная
девушка, любившая больше всего на свете плотно покушать, крепко выспаться и визжать на
целый дом.
— Простите… — проговорил Половодов, почтительно
целуя руку
девушки, — вы знаете, что это со мной иногда случается…
Глухонемая бросилась к
девушке и принялась ее душить в своих могучих объятиях, покрывая безумными
поцелуями и слезами ее лицо, шею, руки.
Верочка нехотя вышла из комнаты. Ей до смерти хотелось послушать, что будет рассказывать Хиония Алексеевна. Ведь она всегда привозит с собой
целую кучу рассказов и новостей, а тут еще сама сказала, что ей «очень и очень нужно видеть Марью Степановну». «Этакая мамаша!» — думала
девушка, надувая и без того пухлые губки.
— Привалов действительно хороший человек, — соглашалась
девушка, — но нам с тобой он принес немало зла. Его появление в Узле разрушило все планы. Я
целую зиму подготовляла отца к тому, чтобы объявить ему… ну, что мы…
— А мы приехали со специальной
целью мешать вам, — смеялась
девушка, грациозно перекидывая шлейф своей амазонки через левую руку. — Вы нам покажете все свои подвиги…
Через минуту в кош вошел Половодов. Он с минуту стоял в дверях, отыскивая глазами сидевшую неподвижно
девушку, потом подошел к ней, молча
поцеловал бледную руку и молча поставил перед ней на маленькую скамеечку большое яйцо из голубого атласа на серебряных ножках.
Цели этой
девушки были благороднейшие, он знал это; она стремилась спасти брата его Дмитрия, пред ней уже виноватого, и стремилась из одного лишь великодушия.
— Оставьте все, Дмитрий Федорович! — самым решительным тоном перебила госпожа Хохлакова. — Оставьте, и особенно женщин. Ваша
цель — прииски, а женщин туда незачем везти. Потом, когда вы возвратитесь в богатстве и славе, вы найдете себе подругу сердца в самом высшем обществе. Это будет
девушка современная, с познаниями и без предрассудков. К тому времени, как раз созреет теперь начавшийся женский вопрос, и явится новая женщина…
А как же это странно, вы не поверите, что, когда он на меня любуется и
целует, мне вовсе не было стыдно, а только так приятно, и так легко дышится; отчего ж это, Вера Павловна, что я своих
девушек стыжусь, а его взгляда мне не стыдно?
А это значит, что все было уже приготовлено более, чем на половину:
цель и порядок швейной были хорошо известны всем членам компании, новые
девушки прямо и поступали с тем желанием, чтобы с первого же раза было введено то устройство, которого так медленно достигала первая мастерская.
Понятно, в кавалерах недостаток, по обычаю всех таких вечеров; но ничего, он посмотрит поближе на эту
девушку, — в ней или с ней есть что-то интересное. — «Очень благодарен, буду». — Но учитель ошибся: Марья Алексевна имела
цель гораздо более важную для нее, чем для танцующих девиц.
— Сашенька, друг мой, как я рада, что встретила тебя! —
девушка все
целовала его, и смеялась, и плакала. Опомнившись от радости, она сказала: — нет, Вера Павловна, о делах уж не буду говорить теперь. Не могу расстаться с ним. Пойдем, Сашенька, в мою комнату.
Я тут же познакомилась с некоторыми из
девушек; Вера Павловна сказала
цель моего посещения: степень их развития была неодинакова; одни говорили уже совершенно языком образованного общества, были знакомы с литературою, как наши барышни, имели порядочные понятия и об истории, и о чужих землях, и обо всем, что составляет обыкновенный круг понятий барышень в нашем обществе; две были даже очень начитаны.
За
поцелуй поешь ты песни? Разве
Так дорог он? При встрече, при прощанье
Целуюсь я со всяким, —
поцелуиТакие же слова: «прощай и здравствуй»!
Для
девушки споешь ты песню, платит
Она тебе лишь
поцелуем; как же
Не стыдно ей так дешево платить,
Обманывать пригоженького Леля!
Не пой для них, для
девушек, не знают
Цены твоим веселым песням. Я
Считаю их дороже
поцелуевИ
целовать тебя не стану, Лель.
Ласкай меня,
Целуй меня, пригоженький! Пусть видят,
Что я твоя подружка. Горько, больно
Одной бродить! Глядят как на чужую
И
девушки и парни. Вот пошла бы
На царские столы смотреть, а с кем?
Подружки все с дружками, косо смотрят,
Сторонятся; отстань, мол, не мешай!
С старушками пойти и с стариками —
Насмешками да бранью докорят.
Одной идти, так страшно. Будь дружком,
Пригоженький.
…Две молодые
девушки (Саша была постарше) вставали рано по утрам, когда все в доме еще спало, читали Евангелие и молились, выходя на двор, под чистым небом. Они молились о княгине, о компаньонке, просили бога раскрыть их души; выдумывали себе испытания, не ели
целые недели мяса, мечтали о монастыре и о жизни за гробом.
Я не продолжал прения —
цель моя была спасти
девушку от домашних преследований; помнится, месяца через два ее выпустили совсем на волю.
Она была в отчаянии, огорчена, оскорблена; с искренним и глубоким участием смотрел я, как горе разъедало ее; не смея заикнуться о причине, я старался рассеять ее, утешить, носил романы, сам их читал вслух, рассказывал
целые повести и иногда не приготовлялся вовсе к университетским лекциям, чтоб подольше посидеть с огорченной
девушкой.
Сзади ехали две
девушки в кибитке на
целой груде клади, так что бедные пассажирки, при малейшем ухабе, стукались головами о беседку кибитки.
Рабочий день кончился. Дети
целуют у родителей ручки и проворно взбегают на мезонин в детскую. Но в девичьей еще слышно движение.
Девушки, словно заколдованные, сидят в темноте и не ложатся спать, покуда голос Анны Павловны не снимет с них чары.
Дешерт был помещик и нам приходился как-то отдаленно сродни. В нашей семье о нем ходили
целые легенды, окружавшие это имя грозой и мраком. Говорили о страшных истязаниях, которым он подвергал крестьян. Детей у него было много, и они разделялись на любимых и нелюбимых. Последние жили в людской, и, если попадались ему на глаза, он швырял их как собачонок. Жена его, существо бесповоротно забитое, могла только плакать тайком. Одна дочь, красивая
девушка с печальными глазами, сбежала из дому. Сын застрелился…
Прасковья Ивановна шушукалась с невестой и несколько раз без всякой побудительной причины стремительно начинала ее
целовать. Агния еще больше конфузилась, и это делало ее почти миловидной. Доктор, чтобы выдержать свою жениховскую роль до конца, подошел к ней и заговорил о каких-то пустяках. Но тут его поразили дрожавшие руки несчастной
девушки. «Нет, уж это слишком», — решил доктор и торопливо начал прощаться.
Были два дня, когда уверенность доктора пошатнулась, но кризис миновал благополучно, и
девушка начала быстро поправляться. Отец радовался, как ребенок, и со слезами на глазах
целовал доктора. Устенька тоже смотрела на него благодарными глазами. Одним словом, Кочетов чувствовал себя в классной больше дома, чем в собственном кабинете, и его охватывала какая-то еще не испытанная теплота. Теперь Устенька казалась почти родной, и он смотрел на нее с чувством собственности, как на отвоеванную у болезни жертву.
Потом Харитина опять начинала плакать,
целовала руки Устеньки и еще больше неистовствовала.
Девушка, наконец, собралась с силами и смотрела на нее, как на сумасшедшую.
Вернувшись к отцу, Устенька в течение
целого полугода никак не могла привыкнуть к мысли, что она дома. Ей даже казалось, что она больше любит Стабровского, чем родного отца, потому что с первым у нее больше общих интересов, мыслей и стремлений. Старая нянька Матрена страшно обрадовалась, когда Устенька вернулась домой, но сейчас же заметила, что
девушка вконец обасурманилась и тоскует о своих поляках.
Девушка раскраснелась и откровенно высказала все, что сама знала про Галактиона, кончая несчастным положением Харитины. Это был
целый обвинительный акт, и Галактион совсем смутился. Что другие говорили про него — это он знал давно, а тут говорит
девушка, которую он знал ребенком и которая не должна была даже понимать многого.
Мисс Дудль каждый раз удивлялась и даже
целовала Устеньку. Эти
поцелуи походили на прикладывание мраморной плиты. И все-таки мисс Дудль была чудная
девушка, и Устенька училась, наблюдая эту выдержанную английскую мисс.
— Ничего не кажется, а только ты не понимаешь. Ведь ты вся пустая, Харитина… да. Тебе все равно: вот я сейчас сижу, завтра будет сидеть здесь Ечкин, послезавтра Мышников. У тебя и стыда никакого нет. Разве
девушка со стыдом пошла бы замуж за пьяницу и грабителя Полуянова? А ты его
целовала, ты… ты…
Полуянов значительно оживил свадебное торжество. Он отлично пел, еще лучше плясал и вообще был везде душой компании. Скучавшие
девушки сразу ожили, и веселье полилось широкою рекой, так что стоном стон стоял. На улице собиралась
целая толпа любопытных, желавшая хоть издали послушать, как тешится Илья Фирсыч. С женихом он сейчас же перешел на «ты» и несколько раз принимался
целовать его без всякой видимой причины.
Устенька не без ловкости перевела разговор на другую тему, потому что Стабровскому, видимо, было неприятно говорить о Галактионе. Ему показалось в свою очередь, что
девушка чего-то не договаривает. Это еще был первый случай недомолвки. Стабровский продумал всю сцену и пришел к заключению, что Устенька пришла специально для этого вопроса. Что же, это ее дело. Когда
девушка уходила, Стабровский с особенной нежностью простился с ней и два раз
поцеловал ее в голову.
Яша(
целует ее). Огурчик! Конечно, каждая
девушка должна себя помнить, и я больше всего не люблю, ежели
девушка дурного поведения.
И однако же эти две пошлости расстраивают всю гармонию семейного быта Русаковых, заставляют отца проклинать дочь, дочь — уйти от отца и затем ставят несчастную
девушку в такое положение, за которым, по мнению самого Русакова, следует не только для нее самой горе и бесчестье на всю жизнь, но и общий позор для
целой семьи.
— Да неужто, матушка, вы нас совсем покидаете? Да куда же вы пойдете? И еще в день рождения, в такой день! — спрашивали расплакавшиеся
девушки,
целуя у ней руки.
Его как-то вдруг поразило сильное сострадание к нему этой
девушки; он схватил ее руку и
поцеловал.
В обществе этой наставницы, тетки да старой сенной
девушки Васильевны провел Федя
целых четыре года.
Вместо ответа, Семеныч привлек к себе бойкую
девушку и
поцеловал прямо в губы. Марья вся дрожала, прижавшись к нему плечом. Это был первый мужской
поцелуй, горячим лучом ожививший ее завядшее девичье сердце. Она, впрочем, сейчас же опомнилась, помогла спуститься дорогому гостю с крутой лестницы и проводила до ворот. Машинист, разлакомившись легкой победой, хотел еще раз обнять ее, но Марья кокетливо увернулась и только погрозила пальцем.
Когда баушка Лукерья получила от Марьи
целую пригоршню серебра, то не знала, что и подумать, а
девушка нарочно отдала деньги при Кишкине, лукаво ухмыляясь: «Вот-де тебе и твоя приманка, старый черт». Кое-как сообразила старуха, в чем дело, и только плюнула. Она вообще следила за поведением Кишкина, особенно за тем, как он тратил деньги, точно это были ее собственные капиталы.
Тихо, без всякого движения сидела на постели монахиня, устремив полные благоговейных слез глаза на озаренное лампадой распятие, молча смотрели на нее
девушки. Всенощная кончилась, под окном послышались шаги и голос игуменьи, возвращавшейся с матерью Манефой. Сестра Феоктиста быстро встала, надела свою шапку с покрывалом и,
поцеловав обеих девиц, быстро скользнула за двери игуменьиной кельи.
— Что вы, что вы это, — закрасневшись, лепетала сестра Феоктиста и протянула руку к только что снятой шапке; но Лиза схватила ее за руки и, любуясь монахиней, несколько раз крепко ее
поцеловала. Женни тоже не отказалась от этого удовольствия и, перегнув к себе стройный стан Феоктисты, обе
девушки с восторгом
целовали ее своими свежими устами.
— Благодарю вас, душка моя, — отвечала, закрасневшись,
девушка и, обернувшись,
поцеловала два раза молодую монахиню.
Абрамовна не пошла на указанный ей парадный подъезд, а отыскала черную лестницу и позвонила в дверь в третьем этаже. Старуха сказала
девушке свое имя и присела на стульце, но не успела она вздохнуть, как за дверью ей послышался радостный восклик Женни, и в ту же минуту она почувствовала на своих щеках теплый
поцелуй Вязмитиновой.